Был он личностью легендарной - в самом буквальном смысле. Звали его Иван Никитич, а в словаре Брокгауза и Ефрона о нем сказано: «...генерал, писатель, дед М.Д.Скобелева».

Да-да, того самого Михаила Дмитриевича Скобелева, знаменитого «Белого генерала», которого болгары всегда считали своим героем-освободителем и которого в советское время поминать было не принято, потому как тогдашняя историческая наука числила его деятелем не совсем «прогрессивным»... Но вернемся к деду.

Согласно «Родословию», которое составил известный специалист по генеалогии князь А.Б.Лобанов-Ростовский, начало дворянскому роду Скобелевых положил однодворец Никита Скобелев, отдавший военной службе двадцать пять лет, вышедший в отставку сержантом и осевший на жительство в селе Озерки Саратовской губернии, где и породил в законном браке трех сыновей... Но это история писанная, совместно с которой существуют предания изустные. Так, одно время бытовала версия, что будто бы Скобелевы восходят родовыми корнями чуть ли не к Рюрикам и что низвел их до звания крестьян-однодворцев самолично царь Петр - за твердую приверженность заветам предков и неприятие новомодных веяний...

Сам же Иван Никитич бесед на темы родословия не любил, а когда кто-нибудь заводил речь о древних его прародителях, сердито хмурил брови: - Что с возу упало, то пропало! Кем бы кто ни был, а перед Судией мы все по единому ранжиру станем - и бояре, и крестьяне, и господа фельдмаршалы... Там-то уж нам никакая герольдия не поможет!

Ване только-только стукнуло пятнадцать, когда почтенный его родитель (тот самый отставной сержант) удумал женить его на некоей «справной девке», старшей Вани годами чуть ли не десятью и давно изнемогшей в постылом девичестве. Родительской воле Ваня перечить не смел, но к исходу второй недели супружества всерьез уже начал подумывать - а не удавиться ли? В одну из ночей он тихо выскользнул из-под жаркого бока своей ненаглядной, забрал из печи теплый каравай, осенил себя крестным знамением, и... больше в родимых Озерках его не видели! Только спустя полгода, когда все уже считали Ваньку бесследно сгинувшим, доставили Скобелеву-старшему казенную бумагу. Ею родитель извещался, что сын его, Иван Никитин Скобелев, «собственной доброй волей изъявил желание поступить на Ея Императорского Величества службу, и с такого-то числа сего 1793 года зачислен вольноопределяющимся в 1-й Оренбургский полевой батальон».

• Да-а... - судачили мужики в Озерках. - От лютой бабы даже и в солдаты сбежишь... Но лучше б уж сразу башкою в омут!

* * *

Вольноопределяющийся, по сути, тотже солдат, хотя «вольное» поступление в службу дает ему шанс выслужить когда-нибудь офицерскую шпагу. Но это лишь «когда-нибудь», а пока...

Пока тот же солдатский строй, та же казарма, то же ружье и тот же ранец... В общем, служи не тужи!

Скобелев и не тужил. Тем паче, что в неполные свои шестнадцать удался он и ростом, и статью, и бравостью, а к тому ж был недурен лицом и прекрасный «песельник»... Солдатство его длилось 12 лет - срок нешуточный! За это время Екатерину-матушку сменил Павел Петрович, а его - Император Александр, будущий Благословенный, который наконец-то и подписал Указ, возводящий сержанта Мушкетерского полка Скобелева в офицерское достоинство... «Нет способа передать всей полноты тогдашнего моего восторга!..» - писал позже Иван Никитич.

А год на дворе был уже 1807-й. Русские войска вступили в пределы Пруссии, дабы вновь скрестить оружие с Наполеоном, и в числе прочих границу пересек 26-й Егерский полк, а с ним - прапорщик Иван Скобелев, назначенный незадолго перед тем полковым адъютантом... Это была его первая боевая кампания, принесшая ему и первую славу. Ко времени заключения мира Скобелев уже подпоручик, за спиною - шесть больших и малых батальных «дел», на рукояти шпаги красный знак ордена Св. Анны, а впереди...

Впереди его ждала новая война. В 1808 году начались «неприязненные действия» против Швеции. Корпус Каменского выступил по направлению на Гельсингфорс, а в его авангарде, постоянно «являя примеры неустрашимости» , действовал со своим отрядом легендарный «шеф» гродненских гусар генерал-майор Яков Петрович Кульнев, о котором в армии говорили:

• Сравниться с ним в храбрости можно, превзойти - нельзя!

«Мне, - писал позже Иван Никитич, - судьба подарила счастие служить под его началом...»

Авангардное дело - веселое дело! За 14 дней скобелевский полубатальон имел 14 боевых столкновений, а на 15-й подпоручика слегка «погладило» шведской картечью... В лазаретной палатке мастер «живодерного искусства» ловко ампутировал ему два пальца на правой руке, выковырял из грудинной кости засевшую там пулю, наложил шов и сказал с удовлетворением:

• Занятный шрам у вас получился. Точь-в-точь Георгиевский крест!

Дополнительно к этому «кресту» Скобелев получил возвышение в чине, золотую саблю с надписью «За храбрость» и бессрочный отпуск для «излечения болезней, от ран происходящих»...

Была весна 1810 года, когда его навестил давний знакомец по шведской кампании генерал Николай Николаевич Раевский:

• Меня посылают на Дунай, где мы снова воюем с турками... Хотите ко мне бригадным адъютантом?

Иван Никитич весь просиял:

• С величайшей охотою!

• Вот и славно, - кивнул генерал и, чуть поколебавшись, деликатно спросил: - А рука ваша как? Не болит?..

Поручик усмехнулся:

• Не извольте беспокоиться. Крестное знамение сотворить могу, ложку держать могу... Нешто же шпагу не удержу?

За дунайскую кампанию Скобелев (уже капитан!) получил «Анну» 2-й степени, а вдобавок целый букет ранений: стреляных, колотых, рубленых и контузию в придачу... «Страдая телесно, - писал он потом, - и более похожий на сушеную рыбину, нежели на воина... вынужден был я просить об увольнении от службы...»

Впрочем, отставка его продолжалась недолго.

Грянул 12-й год. Был месяц июль, когда, прогуливаясь по Летнему саду, отставной капитан (совершенно нечаянно!) лицом к лицу встретился с Государем. - А, Скобелев! - улыбнулся Император. - Как здоровье твоё?

Капитан вытянул руки по швам поношенного мундира.

• Здоровья моего вполне хватит, чтобы снова служить под знаменами... Ваше величество! Дозвольте вернуться в строй прежним чином!

Ответ Государя (по преданию) был такой:

• Да ты что, Скобелев! Куда тебе в строй? На тебе ж места целого нет, по какому рубить... Весь уж изрублен!

Иван Никитич, однако ж, умел добиваться своего, и нашлись у него в Петербурге знакомые, которые смогли устроить его свидание с Кутузовым. О чем беседовали тогда фельдмаршал и капитан - Бог весть, но спустя несколько дней Скобелев уже числился при Светлейшем «офицером для поручений»... Позже Иван Никитич напишет: «Счастие обернулось ко мне лицом, когда я снова попал на свое место, на поле битв, и снова протрубили для меня боевые трубы...».

За отличие при Бородине (там он возглавил штыковую контратаку) Скобелев был досрочно возведен в майорский чин, за «дела» при Малоярославце и Красном награжден алмазными знаками к ордену Св. Анны, в декабре пожалован подполковником (с переводом в лейб-гвардии Литовский полк), и чуть позже - полковником. ... А спустя еще недолгое время довелось ему выполнить печальную миссию - сопроводить из Бунцлау в Петербург «бренные останки благодетеля своего, Светлейшего князя Кутузова-Смоленского...».

В январе 1814 году Скобелев получил под начало Рязанский пехотный полк. «Едва лишь я вступил в командование, - писал он потом, - как Бонапарт ударил на Реймс и состоялось весьма кровопролитное дело... Скажу по совести: другого столь опасного и к смерти близкого получаса я не встречал ни прежде, ни после во всю сорокачетырехлетнюю мою службу...»

В тот день один из «рязанских» батальонов (а вместе с ним и сам полковник) оказался отрезанным от главных русских сил, отошедших под напором неприятеля к Реймсу... «Приметив уныние людей и ослабление духа», Скобелев соскочил с лошади, взял из рук убитого солдата ружье, набросил через плечо патронную суму.

• Товарищи! - сказал он. - Теперь я не полковник. Теперь я такой же солдат, как и вы... Всем вам равный, но и всем вам старший! Кто желает умереть, как прилично христианину-герою, тот учись у меня... С Богом, ребята! В штыки!..

Они пробились. За «Реймское дело» Скобелев получил орден Св. Георгия 4-й степени, но это была не последняя его награда, полученная в ту войну. Последней стал прусский эмалевый крест «Пур ле Мерит» («За заслуги»), который фельдмаршал Блюхер отшпилил от собственного мундира и приколол на грудь русскому полковнику. День тогда выдался солнечный, а с Монмартра весь Париж виден был как на ладони... В 1817 году Скобелев был уже генерал-майором.

Ему не раз потом задавали вопрос: как он так ухитрился, не имея ни знатных родственников, ни сановных покровителей, всего лишь за десять (!) лет проделать этот почти невероятный путь - от самого ничтожного чина («курица не птица, прапорщик не офицер, жена его не барыня») до «превосходительства?»

В ответ Иван Никитич неизменно приводил излюбленную свою поговорку:

• За Богом молитва, за Царем служба - никогда не пропадут!

Позже ходила легенда, что будто бы одна петербургская графиня смертельно влюбилась в израненного красавца-генерала; Скобелев будто бы тоже воспылал к ней «ответною страстию», но вынужден был признаться, что несвободен, хотя венчанную свою половину не видел вот уже почитай тридцать лет... Расторжение брака было тогда делом отнюдь не простым, вопрос разбирался в Синоде, затем генерала вызвал к себе сам Государь и сказал ему: - Ладно, Скобелев. Так уж и быть. Женись! Но учти - это последняя моя к тебе милость.

Легенда почти правдива - с тем лишь уточнением, что не было в жизни Скобелева никакой графини. Но зато была Наденька Дурова, дочь владимирского помещика, которая принесла Ивану Никитичу приданое в тысячу душ и стала матерью всех его детей...

Затем настал год 1830-й, в Царстве Польском вспыхнуло восстание, и генерал, возглавив гренадерский корпус, отбыл к театру военных действий... Там-то его и настигло ЯДРО. Случайное. Дурное. Пущенное наугад. Но его хватило вполне, чтобы раздробить генералу левую руку. К своей молодой супруге Иван Никитич возвратился с пустым рукавом и с орденом Св. Георгия 3-й степени.

Надежда Дмитриевна горько расплакалась.

• Господи!.. - возгласила она. - Что ж ты теперь делать-то будешь?

• Писать, - ответствовал генерал.

И стал писать. Первая его книга под названием «Подарок товарищам, или Переписка русских солдат» вышла в 1833 году, и в авторском предисловии к ней содержались такие слова: «Прошу всех храбрых литературного поля витязей за сочинение сие направлять удары прямо в грудь урода-инвалида...». Но никаких ударов не последовало. Напротив! «Подарок» немедленно сделался бестселлером и разошелся в считанные дни. Газеты называли его «первой народной книгой», Н.И.Греч сравнивал «Инвалида» с Бальзаком (не в пользу последнего), а модный в те годы поэт Веревкин адресовал Ивану Никитичу такие строки:

Я прочитал твои рассказы

О Бонапарте, о войне.

И живы давние проказы,

И буйно кровь кипит во мне!..

Но книгами дело не кончилось. В1838 году Скобелев написал пьесу «Иван Кремнев - русский солдат», которая имела в Петербурге шумный успех и в первый же сезон выдержала в «Александринке» 18 постановок... Император Николай Павлович тоже посмотрел однажды «Кремнева», после чего пригласил автора к себе.

• Ты, Скобелев, очень уж увлекся сочинительством, - сурово сказал Государь. - Пора бы посадить тебя в крепость.

И - посадил. 8 июня 1839 году состоялся Высочайший указ о назначении генерала от инфантерии Скобелева комендантом Петропавловской крепости. На этом посту он и встретил свою кончину, которая последовала 19 февраля 1849 года. Погребли его в ограде Петропавловского собора, в самом ближнем соседстве с усыпальницами русских императоров... Эпоха Скобелева-деда уходила в прошлое. Но недалеки уже были новые времена - времена Скобелева-внука!